Очередная долгая, долгая, долгая пустая ночь – ни снов, ни отдыха. То самое гнусное состояние, когда выпил слишком мало. Майло проснулся без чего-то семь утра, сходил в душ, после чего минут десять пялился на отражение собственной помятой физиономии в зеркале. Видок тот еще. Темные круги под глазами, пустой заспанный хмурый взгляд. Рожа будто с того снимка, который сделали как-то раз в участке, когда Эбернетти то ли во славу вселенской справедливости, то ли в пьяном угаре или наркотическом бреду (хотя одно другому ни разу не мешало) едва не до смерти забил какого-то придурка в баре. Этот ушлепок что-то там нес про его мамашу, кажется, но это было не важно, просто нужно было засунуть засранцу его никчемное мнение поглубже. Тогда отбивавшегося певца повязали чертовы копы и притащили в прокуренную насквозь комнату с серыми стенами, всучили в руки какую-то табличку и велели поворачиваться так и сяк, словно он был журнальной моделькой. Майло, не будь дурак, поворачиваться не собирался, а просто стоял и пялился на фотографа этим самым немигающим взглядом, изредка посылая его в продолжительное и донельзя увлекательное эротическое путешествие в компании узников из крыла строгого режима. Все так, все так. Еще чуть-чуть и зеркало задымит. Еще чуть-чуть и взгляд просверлит две идеально ровные дырки, сквозь которые можно было бы без палева подглядывать за происходящим в коридоре. Еще чуть-чуть и… Но в этот раз приятели не приедут за ним, не дадут на лапу копам и затрещину другу, не подгонят тачку и не отвезут домой, чтобы вместе поржать над произошедшим. Нет, всем плевать на то, чем он занимается в этой дыре. Даже если бы во внутреннем кармане своей сумки Майло привез на Неприступный Утёс пару унций ангельской пыли и закинулся бы так, чтобы хватило до самого отъезда – всем было бы плевать. Им нужен был сраный альбом. Любым способом.
«Напишите на могильном камне: здесь покоится Майло-Флинн-сучий-сын-Эбернетти, который сдох, отымев свой мозг до полного изнеможения, в этой забытой всеми богами дыре в заднице какой-то горы на благо безымянной платиновой пластинки своей гребанной группы. Залп из всех орудий! Зарывайте».
После душа Майло сел работать. Настроился и сел. Взял гитару, взял блокнот и ручку. Нахмурился. Попытался сосредоточиться на великой, по мнению Барри, цели. Снова ни черта не клеилось. Как и тогда, когда ему передали гитару в клинику. Пресные ноты, вторичные мотивы. Все это уже было, было, было… Один спичечный коробок мало чем отличался от другого. Тут разве что групповой терапии не было. И медсестры в коротеньких халатах не шастали вокруг. А жаль. В остальном вовсе без разницы. Правда, кормили не так паршиво.
Один скомканный лист отправился на пол, за ним – второй. И третий, пятый, десятый… Эбернетти начал жалеть, что не взял с собой вместо пары блокнотов пару сотен. Впрочем, наверняка в отеле найдется бумага. У соседей, на худой конец.
Встал, подошел к окну, но шторы трогать не стал. На улице уже рассвело. Надо было бы покурить и забить на проблемы до вечера. А там, на фоне созерцания румяных довольных жителей Страны Свободы, у кого хочешь вдохновение возбудится. Или крыша доедет до пункта назначения, оповестив хозяина радостным гудением невидимого розового паровозика из детской книжки, той самой книжки, которую когда-то читала ему мать, прежде чем скрутить из очередной страницы косяк и заставить паровозик задымить по-настоящему. Тут уж как повезет.
Для начала Майло решил устроить сюрприз (а если повезет – микро-инсульт) своему горячо любимому и неимоверно доставучему агенту. Взял телефон, не глядя выбрал последний набранный номер, прислушался – снова никаких звонков. Видимо, только поэтому горемычный Лоудсон не трезвонил своему протеже всю ночь напролет, интересуясь, почистил ли он зубы, постирал ли носки и произнес ли традиционную молитву перед сном. Барри имел неприятное свойство путать свою работу с нелегким и куда хуже оплачиваемым трудом няньки при малолетних детях. Как бы то ни было, телефон сдох, похоже, окончательно и бесповоротно – никаких признаков сети не замечал в упор.
«Ну и ладно», - хмыкнул Майло, убирая мобильник в карман джинсов. «Пусть теперь попробуют меня достать, изобретатели хреновы…»
Он было снова уселся на кровать и потянул к себе гитару, но вспомнил о том, что уже, наверное, пора завтракать. Утром в обеденном зале наверняка будет еще меньше отдыхающих. А потом можно сходить покурить и найти тихое местечко где-нибудь на софе у окна с охренительным видом на горы. Потрендеть за жизнь с обывателями. Узнать что-нибудь о клеевой жизни клерков в страховых компаниях, понять, что все познается в сравнении и вернуться к гитаре с новыми силами. Да, вот так – в самый раз.
На выходе рокер бросил последний взгляд на торчавший из сумки рукав черного свитера, сунул ноги в видавшие виды ковбойские сапоги и вышел, хлопнув дверью потише. Если он и соберется отморозить себе зад снаружи, то только после завтрака, а для него сгодится и мятая майка с логотипом Sex Pistols поперек груди в паре с успевшими стать чем-то сродни второй кожи драными джинсами.
«Сотню ставлю, что пингвинятники со своими фраками уперлись в противоположном от этой дыры направлении... А если нет - пусть отправляются. К черту, с ветерком».
Майло провернул ключ в замке пару раз, отправил его в задний карман брюк, где уже покоилась помятая пачка сигарет. Огляделся по сторонам. Было как-то необычно тихо. Ни орущих и мельтешащих детей, ни орущих и мельтешащих мамаш и папаш детей, ни персонала, ни старичков с их вечным Альцгеймером, попутавших коридор с вечеринкой в стиле диско. Тишь, да гладь, да божья благодать.
«Засиделся, - констатировал внутренний голос, - опоздал».
Стоило поторопиться, чтобы урвать себе хоть какую-нибудь мало-мальски пригодную жратву. Сунув руки в карманы, Эбернетти побрел привычным быстрым шагом по направлению к главной лестнице. Заворачивая за угол, он едва не сшиб идущего навстречу. Наудачу, обошлось без падений. Вроде бы.
- Прости, чувак, не видел тебя, - улыбнулся он, резко остановившись и обернувшись к прохожему и надеясь, что инцидент исчерпан без черепно-мозговых травм, и переломов и можно просто тащиться на завтрак. – Эй, а я тебя знаю. Ты вчера чемоданы таскал. Здешний, да? Скажи, друг, я того, к завтраку еще не опоздал?..
