На часах было 17:20. Вентилятор перегонял горячий вечерний воздух.  В скудно освещенном коридоре, забившись в маленькую кучку, сидели дети.  Самый младший беззаботно елозил на старом пожухлом диване, две девочки постарше обеспокоенно шептались между собой.  Пятая  же, застывшим взглядом смотрела в дверь, из которой совсем недавно выходили люди.  У нее было плохое предчувствие. Очень плохое. Казалось оно передалось окружающей ее обстановке сделав убогое помещение еще и чудовищно тревожным. Где-то медленно тикали часы.
- Как-будто в роман Лавкрафта попала… - мрачно усмехнулась девочка, наконец, оторвав взгляд от двери.
- Беатриче! Не говори так, а то снова накличешь беду! – тревожно прошептала одна из сестер, легонько ударив ее по руке.
- Беда нас с самого рождения преследует, – усмехнулась Беатриче, но тут же замолчала, не выдержав укоризненных взглядов сестер.
Прошло несколько минут.  Мужчина, который забрал их из школы так и не появился. В дальней части коридора с глухим щелком перегорела лампочка, погрузив его во тьму. И казалось, темнота медленно ползет к низенькому диванчику, где приютились дети. Беатриче вдруг задумалась о том, что темнота и тишина очень похожи по своей природе. Обе символизируют небытие и ничто. Могла ли тишина пугать слепых, так же как тьма пугает ее?
- «Боже, что за бред  меня в голове?!» - подумала она, но на всякий случай отодвинулась подальше от темного коридора.  Где-то зазвонил телефон. Казалось бы, обыденная вещь, но в такой жуткой атмосфере его звук казался девочке иерихонскими трубами. Вскоре трубку сняли, и снова воцарилась тишина.
Первой не выдержала гробового молчания Беатриче.
- Как думаешь, они забрали нас, потому что мама снова уехала на пару дней? – спросила она у сестры сидящей ближе к ней.
- Скорее всего, - задумчиво сказала та, – во всяком случае, я бы не удивилась.
Да никто бы не удивился. Для детей Сникет внезапное исчезновение матери на несколько дней было такой же нормальной частью рутины, как утренние сборы перед школой или посиделки у телевизора по пятницам.  Уезжала она, как правило, совершенно внезапно и без предупреждения, но далее все шло по накатанной схеме.  Пустая спальня с открытой настежь форточкой, немного  денег на столе и короткая записка о том, что мать снова потеряла мотивацию к жизни и ей в очередной раз надо отправиться за ней на какой-нибудь дорогущий психологический тренинг, находящийся в тысячи километров от их дома. Кончалось все тоже одинаково. Где-то на третий день она приезжала домой вся в слезах и обещаниях, что больше никогда не оставит своих детей.
Внезапно единственная дверь в небольшом коридоре распахнулась, оттуда вышел тучный мужчина с кейсом и направился к ним. Бетриче невольно задрожала. Гнетущее лицо мужчины, то с какой неохотой он идет к ним, и общая атмосфера места, куда их привезли, начали наводить тяжелые мысли.  Неужели у матери отнимут родительские права? Что тогда будет с младшими? А если их развезут по разным приютам или семьям? Беатриче не могла вообразить свою жизнь без сестер и брата. Нет. Мама не может этого допустить. В конце концов, что такое пара дней? Сущий пустяк! Они и соскучиться не успели.
- Мое имя Элиот Джонс. Работник социальной опеки. Вам уже сказали, почему вы здесь? – торопливо проговорил он, протягивая какую-то бумажку.
- Нет. Но мы думаем, что из-за того что мама уехала, – подал голос мальчик. Сестры удивленно повернулись к нему. Первое осмысленное предложение из его уст, да еще и в таких условиях. Чудеса.
А мужчина, казалось, замешкался,  и ненадолго замолчав, одним движением спрятал недавно протягиваемый им листок обратно в кейс. Пробубнив себе что-то под нос (Беатриче удалось услышать только слова «маленькие совсем» и «рано»), он смог взять себя в руки.
-Ваша мать умерла. Был несчастный случай, а точнее – автокатастрофа. Остальное я расскажу попечителям. Опекунство на вас оформили ее родители, то есть ваши бабушка с дедушкой, - как можно вкрадчивее сказал соцработник, явно готовясь к бесконечному потоку криков и слез от четверых маленьких детишек. 
Но вместо этого воцарилось молчание. Оцепенение, казалось, на веки заморозило эту сцену. Прошло пару мучительных секунд и осознание дошло до них. Беатриче с остекленевшими глазами медленно встала с дивана и, пошатываясь, подошла к окну.  Сестры сидели тише травы. Только младший, наконец, разорвал тишину жутким криком «мама».
- Вы что-то путаете. Такого быть не может. Это просто…глупо…  - прошептала Беатриче, но по лицу мужчины поняла, что весть была отнюдь не шуткой.  Мужчина сочувственно покачал головой, и девушка отвернулась к окну. А на улице тем временем совсем потемнело, лишь редкие машины проезжали мимо, мигая фарами.
- Завтра за вами приедут опекуны и дадут время собрать вещи.
Вот и все. Прежняя жизнь перечеркнута. Ее взбалмошной матери, ее путеводной звезды, ее единственной родительницы больше нет. Беатриче не сразу заметила, как ее сестра тихо взяла ее за руку и усадила на диван. Дети обняли друг друга и снова сжались в тесную кучу. Тьма над ними замкнулась плотным кольцом.
Элиоту Джонсу еще долго приходилось слышать отчаянное рыдание из коридора

Не знаю почему вышло так мало._.