Эта ночь была самой паршивой за всю жизнь Риверы. Ничто не могло сравниться с той убойной концентрацией безумия, которая свалилась на Неприступный Утёс, словно ушат отходов. Если бы не краска на волосах, поутру точно можно было бы рассмотреть мелкие вкрапления седины в столь раннем возрасте.
- Дерьмо, - флегматично изрекла Агнес, глядя из окна на тошнотворные снежные пейзажи.
Она нашла свой ледоруб там же, где и оставила - у развороченной входной двери, благо, никто под шумок не присвоил. Такая ведь, чёрт возьми, ценная находка! Подумать только, ведь ночью Агнес действительно думала о том, чтобы врезать этой штукой по морде их незваному гостю. (Впрочем, вспоминая условия обнаружения этого ледоруба, наверняка им уже кому-то врезали.)
Гость, к счастью или сожалению, выжил. И не без помощи самой Агнес вместе с Зарой, которые хоть как-то помогли ему не замёрзнуть или не истечь кровью где-то на отельном паркете. Пытаться расспросить его о чём-то сразу после "спасения" было бы напрочь бесполезным делом - едва живой, он даже мыслил, наверное, с трудом. Но этот тип наверняка знает что-то такое, что могло бы несколько прояснить ситуацию.

Агнес бы не сказала, что ощущала себя бодрой и полной сил. Ночные похождения не прошли без следа, но ей удалось кое-как выспаться и чувствовать тебя чуточку лучше, чем в разгар безумной ночи.
Конечно же, она решила лично переговорить с их "гостем" - Ривере не давало покоя увиденное на улице, и не исключено, что этот мужчина сможет дать хоть какие-то ответы. Ведь он провёл снаружи явно долгое время.
Команда "допроса" состояла из тех же самых лиц, что и команда "спасения". Если вдруг этот тип их с Зарой запомнил, то диалог сможет пойти чуть легче, чем представлялось изначально.
По крайней мере, это было бы неплохо. Потому что Ривере очень хотелось ответов.

- Я надеюсь, что он в состоянии связать больше, чем два слова, - негромко сказала она, стоя перед дверью, за которой их "гость" провёл ночь. – Иначе зачем мы его спасали? – чуть тише добавила она.
Жалости к типу из ночной вьюги она почему-то не испытывала. Да, его здорово потрепало, но нельзя быть уверенными в том, что ему можно доверять. В конце-то концов, сложно относиться по-хорошему к человеку, который вошёл в отель посредством топора.

Агнес толкнула дверь и вошла внутрь. Мужчина был в сознании, но выглядел всё равно посредственно – видно, что долгих и задушевных бесед с таким не проведёшь.
- Кто ты? – без промедления, прямо с порога, спросила Агнес. Стоило увидеть этого человека, как уровень её тревожности, что слегка улёгся за несколько спокойных часов, снова подскочил. – Откуда ты пришёл и где взял топор?

В комнате было тихо. В окно струился тусклый свет. На узкой кровати мирно спала, лёжа на спине, высокая девушка в одном лишь бардовом кружевном нижнем белье. Её рыжие волосы разметались по подушке. Она повернулась во сне, что-то пробормотала и открыла зелёные глаза.
– Гутен Морген, ди Вельт! – пробормотала она на родном языке, села на кровати и потянулась к выключателю закреплённой на стене у изголовья лампы. Кнопка щёлкнула, но ничего не произошло. Рыжая нажала её ещё пару раз, но свет так и не включился. Должно быть, перегорела лампочка.
Девушка недовольно фыркнула и поднялась с кровати, намереваясь включить верхний свет, однако и люстра под потолком комнаты не подавала признаков жизни. Она накинула ночной халат и, приоткрыв дверь, осторожно выглянула в коридор. Там было темно, и лишь доносившиеся откуда-то издали голоса давали понять, что отель не обезлюдел.
Пожав плечами, рыжая закрыла дверь и направилась в уборную, рассудив, что если бы случилось что-то из ряда вон выходящее, по отелю уже бегали бы горничные и швейцары и в спешке будили бы всех постояльцев. Действовать пришлось на ощупь, а потому ей пришлось ограничиться лишь поспешным умыванием, после чего она, облачившись в белую блузку, воротник которой перехватывал форменный галстук, зелёный пиджак с выполненной в виде переплетающихся щупалец белой монограммой «M» на груди, серо-зелёную юбку, чёрные гольфы и чёрные туфли на невысоком каблуке, вышла из номера.
Вскоре ситуация столь же прояснилась, сколь и окончательно запуталась – за завтраком, вызывавшем ассоциации скорее с попыткой воссоздать обстановку не то средних веков, не то военных учений среди мирного населения, максимально приближённых к реальности, немка узнала, что каким-то немыслимым образом ей удалось проспать целых два дня, за которые курорт по воле стихии оказался отрезан от окружающего мира не хуже пансиона «Монксуэлл-мэнор» или Негритянского острова, а минувшей ночью невесть откуда всем как снег на голову свалился какой-то зловещий тип с топором, впрочем, раненый, а потому могущий с равным успехом оказаться как маньяком, так и жертвой маньяка, дикого зверя или стихии, всего лишь боровшийся за свою жизнь.
Вся эта история больше всего походила не то на дурной сон, не то на бред сумасшедшего, вот только оба эти объяснения не выдерживали никакой критики. В том, что она не спит, рыжая легко убедилась, пребольно ущипнув себя, а списать всё на безумие рассказчика не позволяло то, что оных было несколько.
Первым порывом девушки было облачиться в пальто и выйти на улицу, чтобы убедиться, что выбраться с территории отеля и в самом деле невозможно, но это могло занять немало времени, а таинственный ночной гость находился в одном из соседних помещений, и его она могла увидеть уже сейчас. Выбор был сделан.
Когда немка осторожно, опасаясь скрипа петель, приоткрыла дверь комнаты, в которой разместили загадочного пришельца, то обнаружила, что помимо его там всего один человек – напротив мужчины, почти у самого порога стояла девушка ростом несколько ниже неё. Рыжая замерла в дверном проёме, не желая прерывать не то разговора, не то допроса, обрывок которого она успела услышать, когда подходила.

Утренних гостей прибавилось. У обитателей отеля точно не было никаких дел, кроме как торчать в этой комнатушке и задавать бестолковые вопросы. Или же делами занимались мужчины, пока женская половина населения отеля пыталась развеять скуку.
Рыженькую мужчина вовсе не признал, оттого смотрел на нее дольше, чем на остальных – с нескрываемым недоверием. Она почему-то не попалась ему на глаза прежде. Неужели ее не разбудил ночной грохот? Шуму-то наверняка было много. Или она приехала утром? Или… не приехала, а уже была и откуда-то из темного угла выползла, как те, в лесу? Сколько вообще людей в этом месте?..
«Сколько б ни было, это не поможет», - подумал раненный. Случись чего, все эти бедолаги разбегутся в разные стороны, истерично крича и размахивая руками. А потом их переловят по одному. И лучше не думать о том, что будет дальше.

Третьей гостье мужчина был даже рад. Удивительно, но за время пребывания в лесу он отвык от таких простых и обыкновенных вещей, как запах кофе. Тут же вспомнилась квартирка, которая вроде и была чужой и не тянула на звание «дома», но казалась раем в сравнении с лесом или даже с этой вот комнатой.
Кружку принесла темноволосая женщина, другие, вроде бы, называли ее Зарой. Она все еще была добра к вторженцу. Одна, если уж разобраться. Другие смотрели на него, как на радиоприемник или табуретку, не как на человека из плоти и крови, а как на полезный предмет. Их нельзя было винить. Он сам относился к обитателям отеля примерно так же. Ему от них нужен был хотя бы временный отдых, лекарства и теплые вещи, какое-то оружие и еда, а при идеальном исходе – путёвка в больницу или хоть полицию, лишь бы подальше. Безразличие в ответ на безразличие – этот принцип отлично работал в жизни-до-леса, сработает и сейчас.
Зара могла стать исключением. Благодаря её стараниям утро смогло наступить. Если уж кто реален, то это она – галлюцинации не умеют штопать и перевязывать раны, а их имитация запаха кофе – бледная и плохая подделка. Видения умели казаться правдоподобными, но правдой не были. Всегда находилось что-то, что выдавало их. Оттого мужчина не спешил с выводами. Все могло перевернуться с ног на голову в любой момент. Его уже не раз обманывали и водили по ложному пути. Доверчивость – верный путь в могилу. Следует присмотреться подольше.

Правая перевязанная рука отказывалась подчиняться, с левой было куда лучше. Голова трещала, но уже не кровила. Тянуло бок. О прочих мелких травмах можно было пока не думать. Периодически возвращался озноб, навязчиво сковывающий и без того неповоротливое и тяжелое тело.
Мужчина благодарно кивнул Заре, увидев баночку с таблетками. По сути, это было первое осознанное взаимодействие с кем-либо из этого места. Дотянуться до аспирина оказалось не так трудно, как поначалу казалось. Открыв крышку, раненный вытряс три таблетки, закинул в рот, с невозмутимым выражением лица разжевал и проглотил, не запивая. Дрянь та еще, зато отвлекает от других проблем и действует быстрее. Больше – нужно, но рано. На пустой желудок это только прибавит проблем.
Стоило поблагодарить судьбу за то, что у него не отнялись ноги. Немного отдохнуть, пожевать таблеток, да можно будет вставать. Бесконечной ночью его гнали вперед адреналин и страх смерти. Теперь, в светлее и тепле, был велик риск размякнуть и дать слабину. Но еще ничто не кончено. Нужно было готовиться к тому, что будет.

Много людей, за всеми не уследить. Он распознал слово «врач», но остальное – нет, движения губ были странноватыми, непривычными. Что-то не клеилось. Для врача рыженькая была слишком молода. В таком большом здании должен был быть кто-то более опытный. Если только не пропал в лесу… или если это не чертовы глюки.

Девушка подошла ближе, мужчина не стал протестовать. Пускай смотрит, если ей интересно. Будет неплохо, если сумеет обновить повязки или принесет еще таблеток, а больше ничего от нее и не требуется. Гораздо важнее, что врач будет с ними ночью, когда помощь может потребоваться не только одному пришельцу из леса. Если она, конечно, действительно врач. Подозрительная. Не из тех, кто сбежались в холл ночью. Не из тех, кому следует доверять без десяти предварительных проверок.

В глубине души мужчина уже смирился с тем, что не сумеет выбраться из снежного ада в этот день. Стены защитят хотя бы немного, дадут переночевать и остаться в живых. Люди вокруг смогут отвлечь то, что спустится с гор.
«И когда ты стал куском кирпича, приятель?» - подумал мужчина, вновь оглядывая собравшихся. Минутой ранее ему в голову пришло попросту пожертвовать ими в случае смертельной опасности. Неделей ранее он даже и не вообразил бы ничего подобного. Как же он изменился. Как же горы и лес изменили его…

Немка чувствовала недоверие в устремлённых на неё взглядах, но не могла понять, чем именно оно вызвано – тем ли, что она честно сказала, что ещё только учится на врача, а это даёт основания сомневаться в её опыте и навыках, и потому доверять ей человеческую жизнь – не лучшая идея, или же всё дело в том, что она проспала сорок восемь часов, если не больше, и теперь кажется всем чем-то сродни невесть откуда взявшегося пассажира на погрузившейся уже в момент отплытия подводной лодки, всех, кто ступал на борт которой, фотографировали ещё на трапе.
– Моё имя Крёнен. Эрика Крёнен. Доктор Эрика Крёнен, – представилась девушка, машинально добавив к имени ещё незаслуженный титул. Известие о том, что медикаменты и перевязочный материал кончились ещё минувшей ночью застало её врасплох. Рыжая нервно сглотнула, но тут же совладала с собой. – Я спала, – виновато добавила она и чуть ссутулилась. Как можно было спать так крепко, чтобы не услышать поднятого ночью шума, стало загадкой даже для неё самой.
Эрику всегда завораживало устройство живых организмов, и она неоднократно бывала в секционном зале, где редко ограничивалась лишь простыми наблюдениями, а потому вид замотанного в окровавленные тряпки тела не мог ужаснуть её. Крёнен глубоко вздохнула, размышляя, чем можно было бы заменить бинты и антисептики.
С первым ей помогла представившаяся Зарой женщина, вызвавшись поискать простыни. Эрика кивнула и хотела было спросить, осталось ли ещё хоть какое-то спиртное, но в этот момент та направилась к выходу из помещения.
– Подождите! Нам будет много тёплой кипячёной воды и мыла нужно! – попыталась окликнуть её доктор-недоучка, но дверь захлопнулась ещё до того, как она успела открыть рот. Крёнен мрачно вздохнула и обернулась к раненому.
– Я предпочла бы сразу же вас снова перевязать, но, похоже, нам, пока перевязочный материал найдётся, ждать придётся, – виновато произнесла она и начала осторожно распутывать узлы на импровизированных бинтах. Раны мужчины нужно было осмотреть и промыть. В идеале – антисептиком, но, в сложившейся ситуации, сошла бы и чистая мыльная вода. Вот только ни того, ни другого в распоряжении студентки не было, а потому ей оставалось лишь надеяться, что новая знакомая озаботится не только простынями.
Распутывая узлы на уже не столько красных, сколько бурых от засохшей крови лентах ткани, едва ли пригодной для замены бинтов – она хоть и впитывала жидкости, но была не в силах полноценно вытягивать их из ран, как это делает настоящая марля, Эрика то и дело бросала полные смеси тревоги и любопытства взгляды на лицо незнакомца.
– Что произошло этой ночью? – спросила она, наконец. Конечно, ей уже было известно несколько версий зловещих событий, но немка хотела услышать ответ от их главного действующего лица.

К такому её не готовили. Эрика прекрасно знала, как оказать первую помощь, как проделать элементарные медицинские манипуляции и провести простейшие операции, вроде удаления аппендикса и трепанации, но никто не учил её, как нужно себя вести, когда перед тобой едва ли не умирающий человек, а в твоём распоряжении нет никаких медикаментов, кроме аспирина, а заодно – антисептиков и нормального перевязочного материала. Всё это входило в программы более старших курсов, она же знала, что нужно делать, когда условия близки если не к идеальным, то, хотя бы, к нормальным.
И пациент своими поведением и отношением ей совершенно не помогал. Глядя на его ухмыляющееся лицо, девушка нахмурилась.
– Я спрашиваю потому, что, если я, каким образом вы свои раны получили, знать буду, то мне легче лечение спланировать станет, – неожиданно жёстко произнесла она, продолжая распутывать импровизированные бинты.
С подозрением к её появлению отнеслись ещё в столовой, хоть в итоге всё и свелось к далеко не самым приятным шуткам о том, что говорил о сне Наполеон Бонапарт. Немецкий акцент отнюдь не улучшал её положения, и Крёнен почувствовала себя столь же чужой, как и в свой первый день в Мискатоникском университете, где её встретили вроде бы и радушно, но всё же ни на секунду не позволяя забыть, что она родилась не просто за пределами Аркхэма, но в другой стране.
Мысли о несправедливости такого к ней отношения роем вились в рыжей голове, но её обладательница гнала их прочь, стараясь сосредоточиться на исполнении долга. И вид уже не кровоточивших, но и определённо грозивших воспалиться и загноиться ран, обработанных минувшей ночью Зарой, если она не солгала, могущий повергнуть в ужас неподготовленного человека, как нельзя лучше помогал забыть о собственных невзгодах, на их фоне казавшихся всего лишь досадной мелочью.
– Боюсь, почти все раны повторно обрабатывать придётся, – неожиданно спокойно произнесла Эрика. – Конечно, выждать ещё день или два можно, но многие из них уже, словно воспаляются, выглядят. Придётся повязки каждые двенадцать часов менять. Если делать их одноразовыми, простыней в отеле может и не хватить. Плохо. Придётся кипятить. Каменный век! – она покачала головой и тяжело вздохнула, после чего посмотрела в глаза незнакомцу.
– Чувствуете вы своё тело?

Нежелание мужчины хоть как-то помочь ей, кроме как просто не мешая, начинало раздражать Эрику. Он вёл себя так, словно это не она делает ему одолжение, обрабатывая его раны, а он ей тем, что позволяет помочь себе. Немка предположила бы, что он немой, но брошенные вышедшей из импровизированного лазарета Зарой слова, что им нужные его ответы, не позволяли ей этого сделать.
Крёнен уже хотела было поставить своему несговорчивому пациенту ультиматум, что она не станет помогать ему, пока он не заговорит, но тут он кивнул на свою правую руку. Девушка чуть слышно вздохнула и уже куда внимательнее осмотрела раны, которые до этого лишь быстро проверила на предмет состоятельности швов. В её зелёных глазах промелькнула смесь ужаса и чисто научного любопытства. Вид самих ран даже после той крайне грубой и поспешной обработки, которой они подверглись минувшей ночью, и кожи вокруг них наводил на мысль, что нанесены они были отнюдь не человеком и не в результате, например, падения на что-то острое или волочения по камням. То немногое, что немка успела усвоить из прочитанных ею по собственной инициативе руководств по судебно-медицинской экспертизе, не оставляло сомнений – такие следы на человеческом теле могли оставить лишь дикие звери. Обширные познания в биологии подсказывали Крёнен, что в горах средней полосы можно встретить таких хищников, как волки, пумы, рыси, койоты, лисы и медведи, не считая более мелких представителей класса плотоядных – куньих и им подобных. Медведи в это время года впадали в спячку, а лисы и койоты, всё же, были мелковаты, чтобы напасть на человека. Таким образом, можно было оставить в списке подозреваемых волков и крупных кошачьих.
Впрочем, сейчас это не имело особенного значения. Сперва стоило всё-таки понять, что именно случилось с рукой мужчины.
Эрика осторожно взялась за запястье и потянула раненую конечность на себя, внимательно глядя в глаза пациенту.
– Скажите, если больно будет, – предупредила она, после чего перевела взгляд на руку. Из жеста самого мужчины выходило, что он по какой-то причине не то не чувствует её, не то не в состоянии ею пошевелить, а потому она решила попытаться самостоятельно посгибать и поразгибать её суставы. Если бы они при этом двигались свободно, проблема, вероятнее всего, была бы связана с повреждением или сухожилий, или нервов, а вот нарушения подвижности в суставах от боли или и вовсе физические ограничения её или неестественная подвижность костей позволили бы заподозрить вывих или перелом. Воспалившиеся раны не давали возможности оценить нарушение формы или наличие отёка, что и требовало от девушки столь негуманных методов диагностики.

Чувствительность в неподвижной руке мужчины определённо была сохранена – хоть он и молчал как партизан, его мимика оказалась красноречивее любых слов, от чего выражение лица Крёнен стало ещё более виноватым, – да и пульсация в локтевой ямке и на запястье прощупывалась. Если бы не раны незнакомца, Эрика ориентировалась бы и по температуре злополучной конечности, но воспаление с повышением температуры какое-то время могло протекать и при нарушенном кровоснабжении, кроме того, вероятно, из-за кровопотери, температура тела мужчины на ощупь, в целом, была снижена.
– Чувствительность сохранена, переломов и вывихов нет, – вслух констатировала девушка. – Должно быть, сухожилия повреждены. Не думаю, что если бы дело только в нервах было, вы бы боль чувствовали, – она тяжело вздохнула. – Нужно операцию делать, но я одна не справлюсь. Мне потребуется помощь хотя бы одного человека ещё, – немка развела руками и внимательно посмотрела по сторонам.
Она отошла от мужчины, взяла подушку и сняла с неё наволочку, после чего резко рванула её в разные стороны. Ткань чуть слышно затрещала, но выдержала. Эрика потянула её изо всех сил, её лицо покраснело от натуги, став под стать рыжим волосам, а зубы заскрипели. Наконец, наволочка поддалась, и с громким треском разошлась по швам. Немка уложила то, что от неё осталось на изголовье кровати.
– Я перевяжу вашу руку и её как при переломе зафиксирую. Если получится, я вас прооперирую, – произнесла она глядя ему в глаза. В её взгляде читалось лишь желание помочь, но в голосе появились нервные нотки. Крёнен не была уверена, что может брать на себя такую ответственность – она едва успела доучиться до курса, на котором начиналась клиническая практика, но в то же время прекрасно понимала – кроме неё в этом отеле операцию провести больше некому. Стой вопрос о жизни или смерти незнакомца, она бы, не задумываясь, приняла на себя обязанности хирурга, но речь, по крайней мере, на первый взгляд, шла лишь о том, сможет ли он вновь пользоваться своей рукой, а потому немка не была уверена в том, стоит ли предпринимать радикальные меры, так как она рисковала при этом навредить ещё больше.
– Согласны ли вы, чтобы я операцию провела? Пожалуйста, ответьте мне, а не просто кивните. Я должна уверена быть, что вы решение приняли.

Альварес пробежалась взглядом по кухни. С ночи там практически ничего не изменилось. Правда, стало немного ... чище. "Мальчишка," – девушка вспомнила о поваренке Питере и улыбнулась,- "убрался на славу. О вчерашнем море крови ничего не напоминает."

О ночном происшествии и правда практически ничего не напоминало. Пол был начисто вымыт, окровавленные полотенца и коврики отданы в стирку, одежда незнакомца бесследно выброшена. Если бы не мысли, эти чертовы воспоминания, что словно назойливые букашки, не давали покоя, восстанавливали картинки и даже пугали, то вполне себе можно было бы предположить, что выломанная дверь, лужи крови и израненный человек – это всего лишь страшный кошмарный сон.

Сейчас, немного выспавшись, и пребывая в одиночестве и тишине, Зара за всем своим безразличием и отстраненностью, испытывала непонятный и неосознанный глубокий страх. Девушку пугало все. И молчащий уже которые сутки телефон, и странные своим поведением люди-постояльцы, и непонятно откуда взявшийся и непонятно куда исчезнувший вой сирены. Пугало отсутствие сценариев, невидимость камер, Порой казалось, что в этом дурацком шоу она не ведущий, а игрок. Казалось, что кругом один большой лабиринт, и непонятно как он закручен.
А еще, этот ... снег.
За окном в молчаливом вальсе танцевали поодинокие снежинки. Так же молча и угрюмо, словно прячась, кутались в белое деревья. Альварес подошла к окну и прислушалась. Кроме бесконечно бесконечного снега за окном была пустота. Ни птиц, ни зверей, ни каких либо звуков. Казалось, что там, за пределами отеля, все исчезло. Как будто вся вселенная была сосредоточена только в здании. Словно ковчег. Вот только в той истории, все на корабле спаслись, А тут … Что-то подсказывало девушке, что все на Утёсе обречены на смерть…

Зара сделала несколько шагов назад. Она потрясла головой, отгоняя от себя страх и безумие.
- К черту все это.
В коридоре послышались шаги и звуки голосов. Кто-то говорил о каких-то сборах, кто-то интересовался где подвал.
Альварес перевела взгляд с двери в коридор на дверь в обеденный для персонала.
- Он что-то знает…
Включив чайник и найдя кружку, девушка взяла стопку чистых полотенец и … аккуратно спрятав между ними что-то, начала медленно считать, ожидая пока вскипит чайник.

Имя и дата. Простые когда-то вопросы заставили всерьез задуматься и поднапрячь память.

В бесконечной ночи в лесу на какое-то время он забыл, кем является, где его дом, почему его кошку зовут Кошка, какого дьявола он вообще поперся в это треклятое место… Ночью ни о чем подобном мужчина не думал. Даже сейчас все эти детали казались чем-то ничтожным, не имеющим ни малейшего значения. Тварям плевать на имена, у мяса имени нет и быть не может. Плевать им и на даты – гора пожрет труп, его не найдут копы, не станут изучать, чтобы вычислить, когда наступила смерть.
Но докторше нужно было его имя, чтобы попытаться подлатать руку. Будь она созданием горы или галлюцинацией, ей бы не потребовались эти данные, чтобы над ним поизмываться.
Плюс один балл в пользу версии о том, что рыженькая – не враг.

Осторожно взяв ручку, раненный не особенно удивился тому, что пальцы были как деревянные. Удержать небольшой предмет оказалось непросто, это ж не рукоять топора, но, уронив ручку пару-тройку раз, он все-таки справился.
«На опираццию согласин. Джекх Миллир», - корявые буквы скачущего размера появились на бумаге одна за другой. Мужчина писал с усердием, присущим ученикам младших классов, хмурился, щурился. Результат, вопреки стараниям, был плачевный. Всему виной была не левая рука, при нужде раньше ей удавалось ловко управляться, а кое-что другое.

Да, его звали Джек Миллер. Нет, за все эти годы он так и не запомнил, как следует писать свое имя (да и вообще большинство слов длиной более четырех букв). Переписывал из паспорта по буквам, когда приходилось, а в остальных случаях ограничивался не менее корявой подписью – J.M. (на расписке появилась и она, на всякий случай). Писать доводилось редко, а почерк не был поставлен – буквы расползались во все стороны, их клонило в противоположных направлениях, они всякий раз отказывались стоять на одной строке или помещаться в клетке. Глядя на слова, Миллер понимал, что с ними что-то не так, но исправить их доводилось не каждый раз и не с первого прочтения. Работай правая рука, получилось бы примерно то же самое и с тем же набором нелепых ошибок.
Ощутив привычную неловкость из-за своей малограмотности, Джек поскорее перевернул страницу и на чистой написал еще одно кривенькое слово:
«Дата - ?».
Чтобы докторша поняла, Миллер отрицательно покачал головой. Пожал бы плечами, да только снова от боли кряхтеть не хотелось.
Он не знал, какой нынче день, какой месяц. За окном сугробы лежали, что давало понять – все еще зима. Или уже снова зима. Черт знает…

Девушка убрала блокнот и поведала о том, что все-таки является иностранкой. И студенткой заодно. Первые догадки подтверждались.
Если выбирать между медиком-студентом и каким-нибудь продавцом-кассиром с ножиком в руках и мечтами о светлом будущем в хирургии, то Джек предпочел бы иметь дело с первым.

Читать слова было все так же непросто, хотя и лучше, чем с бумаги. У местных говор был совсем другой, привычный за годы жизни в Мидлвиле.
Есть ли в округе местные, Миллер не знал, да если бы и были – вряд ли кто его вспомнит, а если и вспомнит – это может только усугубить ситуацию. Не хотелось бы в следующий раз очухаться связанным где-нибудь в сарае, наедине с приближающейся ночью.

Дату докторша не озвучила. Сама не знала или решила, что это не важно? Или все-таки скрывает что? Может, темнота все-таки водила его кругами слишком долго? Если так, из города должны были прислать копов на поиски. Джек жил один, Кошка вряд ли могла сообщить о его пропаже, а вот арендодатель точно спохватился бы к концу месяца. Тем не менее, появление мужчины стало неожиданностью для людей из отеля, а значит им не сообщали о его пропаже.
Об их пропаже.

Еще где-то в лесах пропал Эрни. Они не особо-то и знакомы были, когда сунулись на гору, всего-то подработать хотели, и вот как все вышло. Оба знали гору, не раз бывали на ней, но безнадежно заблудились. Оба – здоровые лбы с топорами наперевес, да только оказались букашками по сравнению с той силой, которая дремлет глубоко под снегом.
Джек был почти уверен в том, что Эрни… или то, что стало Эрни… шло за ним вместе с тварями из леса, прячась в темноте. Помнил содранную кору с обломками вполне человеческих ногтей. Оно пыталось точить еще не выросшие когти, сбрасывая старые, бесполезные. Когда Миллер нашел небольшую пещеру и кое-как разжег огонь, чтобы немного передохнуть, кто-то… что-то бродило вокруг, оставляло следы босых ног на снегу. Джек был уверен, что если бы услышал то, что творилось снаружи в тот момент,  он бы точно распрощался с рассудком.
Голова заболела сильнее обычного, лицо собеседницы начало расплываться, утопать в мутном рыжем ореоле. Попытался сморгнуть, сжал до боли левый кулак, но не помогло. Мужчина почувствовал, как проваливается в темноту.
Его не выпускали.
Его настигли.

Из комнаты послышался шум. Негромкий такой. Словно кто-то или что-то упало. Зара напряглась и замерла на несколько секунд, прислушиваясь. Криков и дальнейшего шума слышно не было, но это совсем не успокаивало. Схватив полотенца, Альварес поспешила обратно, оставив закипевший чайник и пустые кружки.

- Что случилось? – спросила, войдя в комнату и осматривая её быстрым взглядом. Она искала какую-то опасность, что могла бы быть причиной шума, и опасного предчувствия. Искала драку или её следы, ожидала  увидеть какого-то бандита у которого бы молоденькая докторша была бы в роли заложницы. Девушка ожидала опасности и была готова ей противостоять. Она вся напряглась и учащенно дышала. 
Но, перед её взглядом встала совершенно другая картина - смирно, словно на дежурстве в больнице, сидела на стуле рыженькая докторша, а незнакомец, словно херувим, лежал на кровати и отдыхал, набираясь сил.

- Что? – Зара недоуменно посмотрела на девушку-докторшу. - Что случилось? - Альварес прижала сильней к груди прихваченные с собой полотенца. - Что это был за шум, и он что...? – протороторила, подходя ближе к незнакомцу. - Он уснул? - возмутилась, и наклонилась над мужчиной, прислушиваясь к его дыханию.- Или вы его вырубили? - оглядела девушек в комнате.
Внутри начинало кипеть возмущение. Все эти непонятные события, все эти странные люди вокруг и их странное поведение, это замкнутое уже которые сутки пространство, этот нарастающий страх в душе, а еще и этот красавец, что опять … спит. – Я ушла всего на несколько минут, - проговорила, резко отбросив полотенца. - Что за это время успело произойти? – схватила незнакомца за шиворот. – Эй. Просыпайся и рассказывай, кто ты и с чем сюда пришёл? Я не для того тебя штопала и спасала, что бы ты вот так вот вылёживался которые сутки.

Агнес завидовала Заре чернейшей завистью. Для неё было не просто загадкой, а настоящей мистикой умение женщины вести себя так непринуждённо, словно их времяпровождение - действительно обычный курортный отдых, а не отвратительная и потенциально опасная для всех ситуация. Агнес же могла только раз за разом возвращаться мысленно к ночным событиям и по сотне раз спрашивать саму себя, не сошла ли она с ума.

Если бы сошла - это многое объяснило. Ривера отчаянно нуждалась в чём-то чётком, лаконичном, беспрекословно рациональном. В чём-то, что смогло бы пролить свет на происходящее и объяснить его так, чтобы не осталось никаких вопросов.

Ночной гость, оказавшийся Джеком Миллером, молчал с поразительной упёртостью. Возможно, он действительно не мог говорить, но Агнес ставила эту догадку под сомнение, твёрдо считая, что он просто не хочет. Очень гнусно с его стороны - его могли бы убить сразу после развороченной двери, или бросить на полу истекать кровью, или выкинуть назад на мороз, как ненужный хлам, но его спасли, отогрели и убедились, что он отошёл в мир иной за ночь. Более того, тут образовался врач, силящийся ему помочь, а он всё так же молчит.

Агнес расценивала это молчание равносильным лжи. Даже если он не может ничего сказать - каков шанс, что он расскажет им хоть что-то, когда у него появится возможность, например, записать свои знания на бумаге рабочей рукой? Или объяснить жестами? Или ещё хоть как-то просветить застрявших на Утёсе людей о том, что происходит за пределами отеля, там, в лесу среди снега и высоких деревьев.  Этот мужчина одним своим присутствием вызывал у Агнес необъяснимую тревогу, словно он - опасный пришелец из вне, который в любой момент снова может схватиться за топор или сделать что-то другое. Чем дольше она наблюдала за ним со стороны, тем сильнее убеждалась, что человек этот принёс с собой опасности больше, чем ответов на вопросы. Откуда он бежал? От кого?
Есть ли шанс, что за ним идут следом?

Но у них хотя бы появился врач. Наполовину врач. Более-менее врач, что в любом случае лучше, чем любой другой не-врач, решивший взяться за врачевание. И хорошо это не только для Джека Миллера - мало ли, что их ждёт в дальнейшем и кому может понадобиться помощь? Но к рыжеволосой девушке Агнес всё равно относилась настороженно, просто потому что иначе не умела.

- Алкоголь можно поискать в запасах бара, - подала голос Агнес, стоя у дальней стены. - Нитки можно вытащить из одежды. Игла, хоть одна, да найдётся.
Ривера отлипла от стены и подошла к Заре и Эрике, которые стояли над бесчувственным мужчиной.
- Но пусть сначала хоть что-то расскажет. Или напишет, если говорить не может. Мы его не из альтруистических соображений спасали, - добавила Агнес, глядя на Миллера с подозрением и едва уловимой неприязнью. - Пусть не рассчитывает, что его тут будут латать безвозмездно.

Отредактировано Agnes Rivera (2016-12-26 13:40:06)

Что-то с самого начала подсказывало ему не идти на гору. То ли Кошка под ногами слишком долго вилась, разевая клыкастую пасть и норовя поточить когти о ботинок, то ли полное отсутствие прохожих на улицах города, Мидлвиль как будто провожал Джека Миллера лично… Кончилось все на окраине, Эрни похлопал его по плечу, поманил за собой, и они пошли молча. Снег под ногами не был свежим, погода стояла ясная. Денек подходящий, казалось бы.
Что-то с самого начала было не так. Идущий впереди не поднимал голову к небу – его не тревожили вспорхнувшие с ветки птицы, как это бывало раньше, с другими сопровождающими. Лес застыл без движения. Пришлось обернуться пару-тройку раз, чтобы удостовериться, что позади все-таки остаются следы.
Что-то произошло, когда стемнело. Эрни ходил с рулеткой, обмерял деревья, а потом вдруг встал как вкопанный и уставился туда, где за верхушками елей должен быть пик Неприступного Утёса. «Птица», - подумалось тогда, но Эрни все стоял и стоял. Настал момент поменяться ролями, пихнуть приятеля локтем в бок, глядя с непониманием и подозрением. Тот не шевелился. Все пялился неотрывно в одну точку, не моргая, приоткрыв рот. Миллер решил наплевать на него, в гробу он видал такие шуточки, отошел на пару шагов и занялся тем, зачем пришел.
Спустя десяток минут Эрни пришел в себя, словно оттаял, но был еще заторможенным, вялым. Он больше не улыбался, румянец сошел, сменившись необычной для него бледностью.
Пришло время идти назад в город, по пути пустив в дело топор. Эрни все еще шел впереди обратным маршрутом, шел до тех пор, пока под ногами внезапно не стало старых следов. Ведущий отвел руку налево и побрел туда. Джек хотел нагнать его, дернуть за рукав в противоположную сторону… да вот только внезапно он осознал, что не помнит, каким путем пришел в чащу.
Что-то неуловимо напоминало, что путь был другим, но… Эрни выглядел уверенным, это послужило поводом поверить ему. И Миллер верил, ровно до тех пор, пока во время его короткого сна на привале спутник не загасил костер и не сгинул в неизвестном направлении, не оставив после себя ни единого следа на снегу…

Тьма отступила. Джек хотел было оглядеться и определить, кого поблагодарить за спасение от кошмаров, но не тут-то было. Его болтали за шиворот чьей-то чужой, немного не по размеру, рубахи. От этого голова болела лишь сильнее, боль накатывала волнами, а кислый привкус во рту делался невыносимым.
Обитатели отеля перешли в наступление.
Сколько он был в отключке, что все как с цепи сорвались? Зара, еще недавно выглядевшая доброжелательной и спокойной, была настроена решительно. Рыжая докторша, судя по всему, пыталась не позволить своей знакомой вышибить последний дух из пациента, ей это с переменным успехом удавалось. Да еще та подошла, что черным пятном у стены зияла и не пророчила своим видом ничего хорошего…
Они были заняты друг другом и толком не приметили, что он едва-едва глаза открыл. А что толку, от глаз-то? Ни единого их слова Миллер не распознал. Сперва мутный взгляд его беспорядочно метался между потолком, стенами и находящимися поблизости девушками. Они говорили быстро, сменяя друг друга, поймать слова никак не удавалось. Когда вид устаканился, мужчина предпочел вовсе полностью закрыть глаза, отключившись от внешнего мира.
Пожалуй, кое-что он был готов им поведать.
На прикосновение к своему подбородку Джек ответил стремительным выпадом. Будь он здоров, вышло бы еще быстрее. Глаза открыл уже после того, как крепко ухватился за запястье своей спасительницы, сдавил, оттягивая от своего лица. Ноги были слабы, одна рука не хотела ворочаться, зато вторая еще функционировала. Хватка была крепкой, возможно – даже слишком крепкой, но Миллер не собирался никого ранить, покуда жив в его голове был образ одинокой ночи в холодном сарае. Мужчина посмотрел на Зару и медленно отрицательно покачал головой. Не надо дергаться. Не стоит этого делать. Нельзя с ним ссориться. После этого Джек перевел взгляд на рыжую, а точнее, на её карман. Пусть вытаскивает свой чертов блокнот. И ручку заодно. Руку Зары выпустил. Пусть у них будет выбор. Если ничего не выкинут, то получат кое-что важное. Если решат огреть чем-нибудь тяжелым по голове и бросить в сарае - что ж, у него останется возможность откусить себе язык, а вот они не успеют придумать ничего настолько эффективного для своего спасения, прежде чем гора переключится на них.
Джек был разочарован. Рассержен. Раздосадован. Он снова позволил себя провести. На какой-то миг поддался миражу безопасности и поверил людям из отеля. Черта с два. Они выдадут его при первой возможности, спасая свои шкурки. Они забрали его последнее оружие. Они только сами за себя и уж никак не за него. Всего-то бабы, перепуганные, растерянные, но пытающиеся строить из себя героинь крутого боевика и пользующиеся своим положением рядом с ним, пережеванным лесом и горой. Да только хрена с два он сдастся и позволит ноги об себя вытирать.